Ущерб от войны в Нагорном Карабахе оценивается в пять миллиардов долларов, ВВП Республики в предвоенный 1989 год составлял 330 миллионов по курсу того времени. Сейчас ежегодно ВВП Карабаха растет на 10-15%, а средняя зарплата выше, чем в Украине и Абхазии. «Секрет фирмы» разобрался, как удалось поставить на ноги экономику непризнанной республики.
«Араик Арутюнян — просто хороший человек, который честно исполняет долг. Так бывает, понимаете?» В 4 часа ночи мы ходим с министром сельского хозяйства Арамом Мхояном по центральной площади Степанакерта и разговариваем о судьбе непризнанной Нагорно-Карабахской Республики. Вокруг никаких лавок, плитки, вай-фая — сплошной асфальт и звонкая кавказская темнота, подсвеченная фонарями. Больше гулять негде: строят и ремонтируют тут не меньше, чем в Москве этим летом, старого города не было, а если бы и был, то не сохранился бы после войны.
Министр сельского хозяйства ходит по городу без всякой охраны. Как и премьер-министр. Президент Бако Саакян тоже прогуливается в магазин в одиночку, но ему охрана положена по закону, отказаться нельзя. Чиновники уверены, что опасаться в Карабахе некого, местные — законопослушный народ. В стране «ноу криминалити», как сказал бы Виталий Мутко. В советские годы была поговорка: «В Москве ещё чернила не высохли, а в Карабахе уже исполняют» — с тех пор изменился только центр принятия решений, теперь он в самом Степанакерте.
С кем в республике ни поговори — каждый за что-нибудь благодарен премьер-министру Арутюняну. С одной стороны, ругать власть не принято. В 150-тысячной микростране — как в деревне: все всё знают о соседях и стараются не ссориться. Но с другой — Арутюняна нахваливают за дело: он поднял экономику с помощью либеральных реформ, и теперь ВВП ежегодно растёт на 10–15%. За семь лет этот показатель на душу населения утроился (до $3000), а средняя зарплата удвоилась ($235). Для сравнения: на Украине и в Абхазии средняя зарплата стабильно ниже $200, а в Приднестровье рост экономики едва дотягивает до 5%, правда, средняя зарплата чуть выше карабахской.
Горную республику называют «закавказским тигром», и это заслуженно. «Секрет» разобрался, как Карабах из разгромленной войной горячей точки стал экономически самостоятельной и небедной демократией.
Made in Artsakh
В Арцахе — древнеармянское название Карабаха — закрыты все дороги, кроме одной, из Еревана. Сначала держишь курс прямо на Арарат (он не приближается), потом ползёшь вдоль границы с азербайджанским анклавом Нахичевань, откуда иногда постреливают, проезжаешь горные посёлки. В 2012 году в Степанакерте реконструировали аэропорт, но ни один лайнер до сих пор не сел. Для этого нужна лицензия Азербайджанской государственной администрации гражданской авиации — согласно ООН территория Карабаха принадлежит Азербайджану. Баку угрожает сбивать самолёты, которые попытаются приземлиться в Степанакерте.
Железной дороги тоже нет. Граница с Ираном закрыта, потому что Иран не признаёт Карабах. Товары экспортируют и импортируют только по этой автодороге из Еревана. Поставлять продукцию на зарубежные рынки республике запрещено. Экспортёры регистрируют компании в Армении и отправляют оттуда. На товарах остаётся надпись Made in Artsakh.
На въезде в республику нашу машину останавливают, заметив чужака. Мне дают адрес МИД (извинившись, что на английском) в Степанакерте, где надо получить въездную карточку. Остальные машины не останавливают. Похоже, карабахцы уверены, что в мире все такие же законопослушные, как и они.
Принадлежность Нагорного Карабаха остаётся спорной уже несколько веков. До вхождения в СССР там то возделывали землю армяне, то кочевали мусульмане — в лучшие моменты одновременно. В начале ХХ века армяне составляли 94% населения. Однако новообразованное Азербайджанское государство после Октябрьской революции объявило Карабах своим. Началась война и тянулась до той поры, пока большевики не захватили и Баку, и Ереван. Из-за антибольшевистского мятежа в Ереване Карабах отошёл Азербайджанской ССР и стал единственным в Союзе регионом, руководители которого принадлежали к этнической группе, которая имела другую, собственную республику.
В СССР армяне и азербайджанцы ненависть друг к другу не демонстрировали, хотя уверяют, что «на среднем уровне напряжённость на национальной почве существовала всегда». Вражда вылезла наружу в разгар перестройки, когда карабахцы поняли: если всё полетит к чертям, они достанутся Азербайджану. С 1987 года карабахские армяне (их тогда было 140 000, азербайджанцев — 50 000) требовали у Кремля присоединения к Армянской ССР.
Народ говорил, Москва безмолвствовала. Несколько необдуманных провокаций с обеих сторон — и разразилась война. У Азербайджана было преимущество в военной технике, оставшейся после распада Советского Союза. Поэтому в первый год войны Карабах в основном сдавал территорию. Перелом наступил в 1993 году, когда арцахцы захватили часть азербайджанской техники и организовали коридор в Армению. За год армяне вытеснили азербайджанцев, после чего стороны подписали Бишкекский протокол о прекращении огня.
Баку считает Нагорный Карабах своей оккупированной территорией. Сами карабахцы уверяют, что вопрос решили, выиграв войну. Теперь — очередь за международным признанием. Но на такой шаг не пошёл даже Ереван. Сами арцахцы за 20 лет настолько привыкли к непризнанному статусу, что он их уже и не волнует. У них паспорта граждан непризнанной республики. Получить паспорт Армении для выезда за границу не проблема — это делают в Степанакерте буквально за один день.
Ущерб Карабаха от войны оценивают в $5 млрд. Для сравнения ВВП в предвоенный 1989 год — $330 млн по курсу того времени. В советские годы не самая процветающая экономика держалась в основном на лёгкой промышленности (шёлк, обувь, ковры) и сельском хозяйстве, половину доходов которого приносило виноградарство и виноделие. Плодородные земли оказались в эпицентре боевых действий. Фабрики лежали в руинах.
В 1990-е началось восстановление. Экономика росла во многом за счёт «межгосударственных кредитов» от Армении и гуманитарной помощи. В 2002 году количество налогов сократили, вместо двух десятков осталось шесть, их величину резко снизили. Рост ВВП ненадолго ускорился до 15%. К 2006 году он достиг $123 млн, но Карабах привлекал всё меньше инвестиций. Переработки и производства почти не было. Половину ВВП составляло сельское хозяйство. Процветала коррупция.
Карабах не был привлекателен и полностью зависел от Армении. Срочно требовались реформы, и арцахцы их получили.
Вся премьерская рать
Одно из крупнейших на тот момент сельскохозяйственных предприятий Карабаха — Karabakh Gold — возглавлял Араик Арутюнян. Компания производила вино и коньяк, занималась животноводством, выращивала зерно. Её директор охотно тратил деньги на благотворительность и социальную помощь. В 2005 году он с тремя заметными в Карабахе политиками создал партию «Свободная родина». На выборах она заняла второе место и получила почти треть мандатов. Вскоре новый президент Бако Саакян, поддержанный «Свободной родиной», позвал Арутюняна в премьеры.
Внешне Арутюнян напоминает Чичикова из «Мёртвых душ»: не толст и не тонок, не высок и не низок, возраста неопределённого — легко поверить, что ему 35 и что 60 (на самом деле 41). Эта внешность рифмуется с национальным характером карабахцев. Они не любят выделяться и демонстрировать крутизну. Ездят без мигалок, не носят дорогих часов, не строят дворцов. То ли война показала, кто ты есть на самом деле, то ли просто всех вымуштровала и они до сих пор не отвыкнут ходить строем.
Но внешность обманчива. На войне Арутюнян в 15 лет командовал разведротой, потерял брата, а в мирное время построил большой по местным меркам бизнес. Он скрывает, что, как и сельхозминистр Мхоян, всю зарплату перечисляет в социальные учреждения Карабаха. Только когда мы заговорим о проведённых им реформах, его глаза заблестят. Почти каждое утро Арутюнян ходит на работу пешком, и вокруг собирается толпа просителей, которые жаждут решить какую-нибудь личную проблему.
Придя к власти, Арутюнян повёл себя как предприниматель. Свою задачу он определил так: ежегодный рост оборота вверенной ему компании-страны на 10% или больше. Внутри республики ресурсов для расширения экономики он не видел. Нужны были иностранные инвестиции и заёмные средства. Привлечь инвесторов Арутюнян планировал через определение стратегических отраслей экономики и реформы. Армения как государство уже не помогала, но предприниматели были готовы вкладываться в Арцах.
Но для начала премьер с президентом победили коррупцию. Когда я спрашиваю Арутюняна, даст ли он пару уроков России, он качает головой: «Это преимущество маленькой страны. Если есть политическая воля, её чувствует каждый». Однако не всё так просто.
Сначала власти обновили кадровый состав полиции и повысили зарплаты. Потом построили трёхступенчатую судебную систему. Сначала суд первой инстанции, потом апелляционный, потом конституционный. Судей в него выбирали по конкурсу с общественным обсуждением. Повысили зарплаты, на всех заседаниях ведётся аудиозапись. В 2014 году опрос Gallup показал, что в Арцахе доверие к судебной системе выше, чем в любом другом постсоветском государстве (72% против 28% у России).
Затем президент собрал всех министров и обещал наказывать за взятки. Звучит, конечно, смешно, но чиновники послушались — опять же эффект деревни, где все про всех знают. Коррупционерам пришлось уволиться либо перестроиться. На тех, кто не принял новые правила игры, доносили обычные люди — их отставили с волчьим билетом.
При этом карабахское почитание буквы закона не распространяется на приезжих. Мне посоветовали пересечь двойную сплошную перед автоинспектором. Он отреагировал: «Дорогой гость, добро пожаловать в Карабах! Если вы к нам надолго, то больше так не делайте, пожалуйста!»
Ещё несколько реформ носят вполне либертарианский характер. Например, власти распустили антимонопольную службу под лозунгом «Рынок сам разберётся». Установили пенсионный возраст 63 года, а теперь хотят повысить до 65 лет. При этом средняя пенсия — $70 (в той же Абхазии — $20). Упростили выдачу лицензий на строительство: если за отведённый законом срок тебе не ответили, иди и строй.
Этот принцип Арутюнян хочет распространить на все виды лицензий и разрешений. Весь междугородний транспорт уже частный. Самозанятые граждане платят в казну $15 в месяц и остальное заработанное тратят, как хотят, не тратя силы на бухгалтерию. Любое юрлицо можно открыть в срок от одного до трёх дней.
Стратегия
На дворе стоял 2007 год, Евросоюз ещё не столкнулся с дефицитом госдолга, а премьер Карабаха сделал бюджет дефицитным, направив деньги в два фонда: сельского хозяйства и инвестиционный. Последний помогает проектам из стратегических отраслей.
В углу кабинета Арутюняна стоит коса — подарок друга. Я говорю: у нас коса ассоциируется со смертью, а у вас? А у нас, отвечает Арутюнян, с жизнью. Сельское хозяйство — краеугольный камень экономики Карабаха. Впрочем, цель — чтобы республика обеспечивала себя продуктами — ещё не достигнута.
«Сельское хозяйство в Арцахе было устроено так: покидал зёрнышки в землю — авось что и вырастет, — объясняет министр Мхоян. — Если, конечно, дождик прольётся и града не будет». Научно-техническая революция до Карабаха дошла, мягко говоря, не в полном объёме. А приватизация земель развитию не способствовала. Всем сельским жителям выдали одинаково маленькие наделы, если там что-то вырастить и потом продать — на современную технику не хватит.
Тем более что у арцахцев заведено по-другому: на деньги с проданного урожая семьи гонят себе «мерседесы» из Грузии, а потом год живут тем, что сами вырастили. Частая картина в карабахском селе: за покосившимся забором стоит дом, из выпавших камней которого можно построить ещё один, гуляют куры и поросята, а у ворот припаркован вымытый «мерс». На разбитых дорогах машины часто ломаются и стоят, пока со следующего урожая удастся накопить на ремонт.
Арутюнян освободил фермеров от всех налогов, кроме подоходного и страховых взносов на зарплату, и аккумулировал в Фонде развития сельского хозяйства занятые у армянских банков деньги. Главе фонда Ашоту Бахшияну на вид лет 40. В белой рубашке с высоко закатанными рукавами и с айпадом он выглядит как топ-менеджер, а не земледелец. Бахшиян рассказывает, что селяне производят продукцию на $120 млн в год, треть идёт на экспорт. В этой сфере занят едва ли не каждый второй трудоспособный житель Карабаха. Оставшуюся после приватизации бесхозную землю раздают инвесторам. Главное — наличие бизнес-плана и денег.
Главным локомотивом роста стало воссоздание МТС (машинно-тракторных станций), для которых закупили технику на $6 млн. За небольшую плату фермеры могут арендовать машину вместе с трактористом, который обработает их участок. Услуга настолько популярна, что в последние годы появились частные МТС. Государственные в будущем тоже приватизируют. Селянам также выдают льготные кредиты под расширение угодий, закупку семян и удобрений. Фонд проводит интервенции: когда собирают урожай и цены падают, он закупает по среднегодовым ценам. Когда цены снова поднимаются, фонд перепродаёт овощи, зерно и фрукты, чтобы выйти в ноль.
Почти во всём мире сельское хозяйство дотационно. В Карабахе в хороший год $400, потраченные на обработку одного гектара, приносят $800 выручки. Бахшиян уверен, что в ближайшем будущем эффективность вырастет. До нынешнего года в республике почти не пользовались искусственным орошением. В этом году начали — три дождевальные машины повысили собираемость с гектара с 20 до 60 ц. В следующем году их закупят больше.
Министр сельского хозяйства Арам Мхоян занимается более крупными проектами. Например, чёрной икрой. Первых мальков сибирского осётра для завода в селе Матагис закупили в мае, в октябре приедет вторая партия. Производство строят на деньги швейцарца с армянскими корнями Вартана Сирмакеса — главного инвестора в карабахскую экономику (на запрос об интервью не ответил). Сирмакес родился в Стамбуле, в 17 лет переехал с родителями в Швейцарию, где получил специальность огранщика бриллиантов. В начале 1990-х вместе с часовым дизайнером Франком Мюллером он открыл часовую компанию Franck Muller. Её ежегодная выручка оценивается в $330 млн, клиенты компании — Деми Мур, Элтон Джон, 50 Cent. Сирмакес не побоялся вложиться в производство чёрной икры, первая прибыль от которого появится только в 2021 году — мальки растут шесть лет.
Каждую ночь местные жители слышат, как азербайджанцы обстреливают карабахские территории. И так 20 лет подряд. Но Мхояна не смущает, что завод расположен в 3 км от границы с Азербайджаном. «Не боитесь, что через пару лет завод разбомбят?» — спрашиваю я. «А где сейчас безопасно?» — парирует министр. Он объясняет, что на дне расположенного чуть выше по реке водохранилища температура воды всегда одинакова и идеальна для разведения мальков. Таких условий больше нет нигде, а потому надо рисковать. Если всё пойдёт хорошо, в год завод будет производить 30 тонн икры и выручать $30 млн в год.
Между заводом и водохранилищем находится ещё один предмет гордости Карабаха — мини-ГЭС. В 2008 году Карабах потреблял 220 млн кВт⋅ч, а производил только 70–80 на оставшейся с советских времён Сарсангской ГЭС. Электричество закупали в Армении. При этом у республики мощный потенциал для развития гидроэнергетики — в своё время учёные нашли два десятка мест для строительства мини-ГЭС. Найти деньги на возведение в бюджете не могли. Тогда Арутюнян разрешил строительство частных ГЭС и гарантировал инвесторам прибыль с помощью тарифов на покупку энергии государством.
С тех пор в республике появились 12 частных ГЭС, ещё пять строится, производят 300 млн кВт⋅ч. В расчётах Арутюнян ошибся. Он надеялся, что Карабах сможет экспортировать энергию в Армению, но вместе с экономикой выросло и энергопотребление. Теперь он надеется, что к 2018 году Карабах сможет покрыть собственные нужды, производя 450 млн кВт⋅ч.
Кстати, госкомпания «АрцахХЭК», оператор Сарсангской ГЭС, стала публичной в 2010 году. Правительство оставило себе 47% акций. Остальное продали на ереванской бирже за $13 млн, акции купили больше тысячи человек — среди них и обычные граждане Армении и Карабаха, и бизнес. Крупные пакеты приобрели армянская «М-Энерго», Зангезурский медно-молибденовый комбинат и британская Multicontinental. На эти деньги «АрцахХЭК» построила первую в Карабахе частную ГЭС, а потом ещё четыре. В прошлом году выручка компании составила $3,5 млн, прибыль $1,7 млн.
Вокруг ГЭС в Матагисе всё ещё довольно бедная деревня. Скоро чёрная икра создаст здесь около 50 рабочих мест — 13 человек уже работают. Но пока всё выглядит обшарпанно, дорога в село вся в колдобинах, а «мерседесов» немного. Зато у всех — по телевизионной тарелке.
В Степанакерте всё по-другому. В столице работает одна из самых современных больниц на Кавказе, построенная на деньги номера 26 в российском списке Forbes Самвела Карапетяна. Город выглядит как с иголочки и не очень похож на армянский или закавказский: нет типичного разноцветного туфа, только крашеный камень, старых или заброшенных домов мало, всюду высотные краны.
Строительство — в первую очередь жилья и социальной инфраструктуры — стало третьей стратегической отраслью Карабаха. При Арутюняне наладили постоянное электро- и водоснабжение — раньше было два часа в день, — а газификация выросла до 90%, что выглядит впечатляюще по сравнению с российскими 65%. Инвестфонд Арцаха даёт льготные ипотечные кредиты сроком до 25 лет, их взяли более тысячи семей.
Владелец строительной компании «Бларг» Артур Саркисян начал бизнес в 1997 году. Годовой оборот составлял $200 (да-да, нули не потерялись). Спустя два года он даже ушёл работать к «Врачам без границ», чтобы как-то прокормить себя и семью. Вернулся в бизнес в начале 2000-х. Тогда же оборот начал расти за счёт госзаказа и сейчас достиг $1,4 млн.
Прибыль в строительной отрасли утверждена властями — 10%. Почти все заказы, которые исполняет Саркисян, — государственные, потому что его компания в основном строит детские садики, школы и больницы. Саркисян намерен взять кредит под постройку завода стройматериалов у Госинвестфонда.
Он уже помог с покупкой оборудования для второго в Карабахе рудообогатительного комбината. Горная промышленность тоже очень важна для Карабаха. В ней работает несколько маленьких компаний и гигант, крупнейший налогоплательщик республики Base Metals. Он и строит комбинат в Кашене. Его владелец — российский гражданин и этнический армянин Валерий Межлумян, владелец армянской медной компании Vallex Group.
Межлумян вложился в Дрмбонское месторождение недалеко от границы с Азербайджаном в начале 2000-х. Там добывали содержащую медь и золото руду и отправляли её на построенный по соседству обогатительный комбинат. Продажа меди в Армению была рентабельной, особенно когда цены на это сырьё взлетели. В лучший для себя 2010 год Base Metals заработала $25 млн, из которых $8 млн стали прибылью. С тех пор и цены упали, и месторождение истощилось. Поэтому все надежды на Кашенский комбинат, который будет производить 8000 — 10 000 тонн меди в год.
Директор комбината Артур Мкртумян считает миссию своей компании «социальной». Зашедшие на вахту рабочие живут в бесплатной гостинице трех-четырехзвёздного уровня и обедают в столовой в «минималистичном скандинавском стиле». Эти строения выглядят как пришельцы из другого мира — среди гор, курящих рабочих и склонов карьера, приобретших голубой цвет из-за окисления меди. Работники здесь получают финансовую поддержку от компании, например субсидии на жильё.
Доброжелательное отношение друг к другу — типичная черта карабахцев. Вероятно, память о войне, общее горе и подсознательное постоянное напряжение сплачивают людей. 
Вечером в кафе на центральной площади Степанакерта ко мне подсел не совсем трезвый мужчина. «Ты из Москвы? О-о-о, добро пожаловать, гость! Пойдём выпьем по пиву?» Я вежливо отказался, и затем администратор вывел посетителя из зала. После нескольких минут беседы мой новый знакомый вернулся: «Простите, у меня появились срочные дела. К сожалению, я вынужден вас покинуть. Приятной поездки!» Очевидно, он не мог не разыграть эту комедию. Иначе все бы посчитали, что его просто удалили из зала за приставание к гостям.
В Арцахе важно выглядеть хорошо в глазах соседей.
Нестандартный бизнес
Первое, что видишь на фабрике Karabakh Carpet, — за станками сидят десятки женщин и всего один мужчина. Он глухонемой, как и ещё пять сотрудниц. Вскоре в штат возьмут второго мужчину — он передвигается на коляске. Владельца компании Севака Хачатряна никто не заставлял нанимать людей с ограниченными возможностями. Это его собственная инициатива.
Внешне 30-летний Хачатрян выглядит самоуверенно, у него много амбиций. В отличие от большинства моих собеседников в Карабахе, он любезен, но не делает всё, чтобы понравиться. И он единственный, кто не говорит по-русски, хотя всё понимает. Зато у него на столе лежит кембриджский учебник английского — покоряет новые рынки. За два года Karabakh Carpet перегнала по продажам всех армянских производителей ковров, вышла за рубеж и в год получает $600 000 выручки.
Хачатрян с детства привык поступать не как все. Все его родственники — интеллигенты: журналисты, политики. «Один я не удался», — шутит предприниматель. Его тянуло к бизнесу с детства. В 8 лет, сразу после войны, он уже продавал продукты односельчан горожанам. В 16, когда изучал экономическую географию в Ереване, торговал косметикой и одеждой, стал дилером нескольких компаний. Открыл в Степанакерте магазин. Учился продавать, искать подход к покупателям, но всё равно ему было скучно, хотелось настоящего дела.
Таким делом стали ковры. В советские годы Карабах славился ковровым производством. Регион расположен как раз между двумя центрами ковроткачества: Персией и Арменией. Дизайном местные ковры мало отличаются от армянских, но якобы имеют более высокий, густой и пушистый ворс из-за особенностей шерсти местных овец. В 2013 году Хачатрян захотел восстановить старое ремесло.
Он договорился о сотрудничестве с двумя армянскими производителями и перенял технологии. Правительству Карабаха идея понравилось, тем более что нанимать предполагалось только женщин, а они составляют 95% безработных республики. Через тот же инвестфонд Арцаха власти сдали компании помещение в дешёвую аренду и помогли с кредитами. На них предприниматель нанял десять первых мастеров, купил станки и нити в Армении.
Когда производство более-менее наладилось, Хачатрян получил крупный госзаказ. В Карабахе есть популярная ежегодная государственная «Национальная лотерея». В декабре 2013 года призовым фондом стали 300 карабахских ковров — это принесло компании $270 000. Для выполнения заказа она открыла цеха в Шуши, Чартаре и Бердзоре.
Хачатрян понимал, что госзаказ не только выгоден, но и заставляет компанию расти быстрее плана. Он узнал, что в конце года в Ереване проходит международная ковровая выставка. Зарегистрировался, приехал и показал там презентацию. По его словам, 12 из 20 участвовавших в выставке компаний-дистрибуторов подошли с вопросом: «Можно посмотреть вашу фабрику?»
Все они до сих пор продают продукцию Karabakh Carpet за рубежом. Но не только та выставка помогла расширить сеть поставок. Основную роль здесь сыграла близкая связь Хачатряна с партией «Дашнакцутюн» — он два года, не имея отношения к журналистике, редактировал их газету. Считается, что эта партия со 125-летней историей контролирует обширную армянскую диаспору по всему миру. У диаспоры, в свою очередь, есть медиа, которые с удовольствием рекламировали новую ковровую компанию. Из них о карабахском производстве узнали и европейцы. Вскоре в Карабах приехала делегация из Норвегии и купила партию ковров.
Сейчас половину ковров Karabakh Carpet экспортирует в Россию, США и Европу. Дистрибуторы — в основном представители диаспоры. Вторую часть продают в Карабахе и Ереване. В прошлом году Хачатрян открыл там первый брендовый магазин. На очереди Лос-Анджелес, так как там проживает чуть ли не миллион выходцев из Армении. После США в плане экспансии стоит Австрия.
Главная проблема — непризнанный статус республики. Чтобы оформить очередную партию товара, Хачатрян едет в Ереван и заполняет документы на вывоз. Это и транспортные расходы, и временные затраты. Тем более что армянская бюрократия, по словам Хачатряна, менее приятна по сравнению с карабахской и чаще задерживает грузы. Я заподозрил, что дело может быть в защите армянского производителя, но Хачатрян не согласился. По его словам, Karabakh Carpet производит больше ковров, чем любой из них — традиционно армяне выпускают ковры на семейных предприятиях и не стремятся к расширению бизнеса.
Вокруг фабрики Хачатряна выросла когорта поставщиков: открылись производство специальных нитей, красильный цех, появились местные дизайнеры. С их помощью компания выткала восемь первых в своей истории 3D-ковров. Эффект объёма создают два разных типа ворса, отличающиеся друг от друга по высоте на 5 см. С противоположных сторон такого ковра видны два разных рисунка с армянскими мотивами. Их тут же продали и сейчас ткут новую партию.
Новое топливо
Пять лет назад премьер-министр Арутюнян неожиданно пригласил на совещание почти всех карабахских инженеров. Гагик Петросян, хотя и историк, присутствовал на нём как председатель комиссии парламента по вопросам производства и производственных инфраструктур. Премьер обратился к учёным со старой проблемой — дороговизной энергии. «Надо что-то придумать, даю вам месяц», — попросил Арутюнян.
Прошло два месяца, и холода напомнили Петросяну о том разговоре. Он поинтересовался у премьера, придумали ли что-нибудь инженеры. Тот огорчённо покачал головой. Тем же вечером Петросян сел за компьютером и стал гуглить. Выяснилось, что к альтернативной энергии неравнодушны на Украине. В частности, там производят брикеты из щепы и опилок, которыми отапливают дома при помощи специальных котлов. По виду это напоминает сплющенную древесину. 1 кг брикета заменяет 5 кг древесины, при сгорании не оставляет золы.
В Карабахе горы лесистые, идея показалась перспективной. Но реализовывать её Петросян не спешил: после войны он подался в политику, руководил предвыборными кампаниями партии «Свободная родина» и о бизнесе не думал. Но премьер настаивал, и, подумав ещё раз, Петросян решил, что выгоднее согласиться.
Он отправился в Одесскую область, месяц учился делать брикеты и получал лицензию на производство котлов. По возвращении открыл фабрику и договорился с правительством об эксперименте — установить первые десять котлов в школах, детсадах и больницах и посмотреть, что будет.
Оказалось, и правда выгодно. Если топить газом, то на дом в 150 кв. м. в месяц уходит $210. Если брикетами — втрое меньше. Известие о компании, которая помогает экономить, распространилось быстро. Уже через год после начала эксперимента у «Топливных брикетов» появились первые частные заказчики. Тогда же выявили серьёзную проблему. Рубить лес самой компании невыгодно, так как для изготовления брикетов нужна не древесина, а её отходы. Но вырубаемого в Карабахе леса не хватает, чтобы удовлетворить все заказы. В результате спрос на котлы с брикетами сильно превышает предложение.
Петросян перечисляет варианты выхода из тупика. Очевидный — в Карабахе появится крупная лесозаготовительная компания. Она проложит «лесные дороги», что позволит «Топливным брикетам» заходить в лес в том числе в плохую погоду. Правда, внутренний спрос на древесину удовлетворяется и сейчас, такой компании нужно будет экспортировать. Автомобильным транспортом — это дорого. На рентабельность можно выйти, если перерабатывать в Карабахе, но для организации подобного производства нужны серьёзные инвестиции. Пока никто с такими планами в правительство Арцаха не обращался.
Второй вариант — выращивание «топливных лесов». Компания уже начала проработку проекта, но для реализации нужны инвестиции, анализ почвы, климата и не меньше пяти лет. В случае удачи компания будет экспортировать брикеты. В ожидании роста деревьев Петросян привёз первую в Карабахе солнечную панель. Её подключили в начале октября, чтобы год тестировать. По подсчётам предпринимателя, в солнечном Карабахе панели тоже выгоднее газа, но на этот раз Петросян проверяет бизнес-идею более тщательно.
Так или иначе, его «Топливные брикеты» уже вышли на годовой оборот в $844 000 и прибыль.
Почему у Карабаха получилось
Чтобы найти компромат на Арутюняна и его команду — не могут же реформаторы быть кристально чистыми, — я встретился с оппозиционерами: бывшим мэром Степанакерта Эдуардом Агабекяном и Гагиком Багунцом. Они говорили о раздутом госаппарате и неэффективной трате средств. Оппозиция хочет, чтобы деревни объединяли в сельхозкооперативы, а в их руководство ставили в том числе представителей социально уязвимых категорий.
После этих странных претензий стало ещё очевиднее, что Карабах только переходит от ручного управления к системному. Но по-любому завлечь инвесторов в Карабах без личных хороших отношений просто невозможно. Арцахцы не могут изменить три ключевых отпугивающих инвесторов фактора: территориальный конфликт, транспортную недоступность и зависимость от Армении. Единственный шанс Карабаха расширить экономику — дать инвесторам то, что они не получат в другом месте. Поэтому Арутюнян и сделал ставку на доступность власти и отсутствие бюрократии — и ему не важно, что это может напоминать командный стиль управления.
Молодые советники премьера предлагали сделать Арцах полигоном социально-экономических экспериментов: ввести прямую демократию по швейцарскому типу, легализовать марихуану, одним махом сократить половину чиновников. Это могло бы вывести Карабах на первые полосы бизнес-прессы. Но премьер от такой идеи отказался. По его мнению, превращение в условный Сингапур зависит от политики. Пока не решён территориальный вопрос, это невозможно. Хотя бы потому, что западные компании могут попасть в Карабах, только пожертвовав азербайджанским рынком.
Ещё об одном аспекте премьер умолчал. Независимому Карабаху нужен сильный защитник, который будет страховать его от возможных выпадов Азербайджана. Таким гарантом может выступать только Россия — Европа придерживается официальной позиции ООН, а военный бюджет Армении в несколько раз меньше азербайджанского. Москве очень не понравится, если в зоне Таможенного союза вдруг образуется анклав либерализма в западном стиле. А в Карабахе, как мы помним, исполняют, пока чернила в Москве ещё не высохли.
Поэтому новых радикальных либеральных реформ ждать от Карабаха не стоит. Через два года там выберут нового президента, а Арутюнян, скорее всего, продолжит работу и будет обеспечивать скучный 10-процентный рост экономики.
Впрочем, это скучно только для внешних наблюдателей, а карабахцам однообразие по вкусу. Когда в первый день пребывания в Арцахе мне сказали, что их традиционное блюдо — свиной шашлык, я обрадовался. Но выяснилось, что они едят его каждый день. Абсолютно каждый день. И ничего, им нормально, ничего нового не хочется.
Источник: «Секрет Фирмы»
