Роберт Владимирович Кондратенко, кандидат исторических наук
В последние годы на страницах разных изданий все чаще стали появляться статьи, посвященные тем или иным аспектам российской морской политики на Тихом океане. Многие публикации представляют несомненный интерес, особенно оперирующие конкретно-историческим материалом. Менее удачными выглядят обобщающие работы. В иных случаях складывается впечатление, что авторы, стремясь к лаконичности изложения, упускают достаточно важные детали, невольно изменяя картину прошлого. Не свободна от таких недостатков и опубликованная «Военно-историческим журналом» статья Ю.М. Зайцева и Д.Ю. Козлова «Проблемы базирования Тихоокеанского флота», особенно в части, касающейся периода, предшествовавшего Русско-японской войне(1). При всем уважении к авторам, трудно согласиться с их категорическим утверждением, будто дислокация военных портов «менялась в зависимости от воено-политической ситуации». Думается, что отодвинув на второй план иные причины, Ю.М. Зайцев и Д.Ю. Козлов сузили базу собственного анализа рассматриваемых проблем. Прежде всего, следовало бы отметить, что смена опорных пунктов на берегах Тихого океана происходила в процессе освоения этих берегов русскими людьми и на протяжении первых двух столетий обуславливалась совокупным действием целого ряда факторов.
Легко понять, почему направлявшиеся «встречь солнца» пионеры русской колонизации передвигались преимущественно по рекам: более удобных путей сквозь дремучую тайгу, болота и горные хребты тогда не было. Освоив течение главных рек Сибири, землепроходцы взялись за притоки и забирались по ним все дальше на восток, пока воды Лены, Алдана, Маи и Ульи не вывели их на берега незнакомого моря. Немного севернее тех мест, в трех верстах от устья реки Охоты, летом 1647 г. казаками С. Шелковникова было поставлено ясачное зимовье(2). В 1652 г. его сожгли тунгусы, но на следующий год люди сына боярского А. Булыгина возвели небольшой острожек в другом месте. Правда, оно оказалось плохим — острожек регулярно заливало талыми водами. Дважды пришлось переносить срубы, прежде чем на третей версте от моря отыскался подходящий участок. Как водится, нахоженный путь и обжитое место привлекали все новые и новые отряды служилых и ватаги промысловиков. Острожек рос. Ко времени появления В. Беринга, в 1726 г. там уже насчитывалось 11 дворов и 30 русских жителей. А пять лет спустя, 10 мая 1731 г. последовал высочайший указ о назначении сосланного в Сибирь генерал-майора Г. Г. Скорнякова-Писарева начальником в Охотск и «учреждении при оном малой верфи и пристани». Г. Г. Скорнякову-Писареву следовало также завести «несколько морских судов для перевоза на Камчатку и оттуда к Охотску казенной мягкой рухляди (пушнины — Авт.) и купецких людей с товарами и других потреб».(3) Правда, 28 декабря 1732 г. высочайше утверждённые «Правила, данные капитану-командору Берингу» перекладывали эти обязанности на плечи последнего, однако, несмотря на формальное смещение Г. Г. Скорнякова-Писарева, тот оставался начальником порта до назначения на этот пост 13 апреля 1739 г. А. М. Дервиера и руководил строительством пристани и складов с 1735 по 1740 г., хотя отчасти и под надзором В. Беринга(4).
Вид на Амуре (г. Айгунь)
К 1737 г. население Охотска достигло 300 человек, и в 1741 г., уже при А. М. Девиере, работы были завершены. А так как в силу маньчжуры остановили начавшееся полувеком ранее освоение казаками Амура, Охотск оказался единственным оборудованным портом на тихоокеанском побережье России и стал отправным пунктом многих экспедиций и торговых предприятий. Однако выстроенный на узкой, 80?саженной косе, отделявшей устье Охоты от моря, порт вышел весьма неудачным. Уже в 1742 г. А. Э. Девиер предложил перенести его сооружения на 30 верст вверх по реке, но план этот одобрения не получил. Тем временем море все больше размывало косу. Учитывая это обстоятельство, правительство в 1787 г. поручило капитан-командору И. К. Фомину осмотреть устье Уды на предмет переноса туда порта. И. К. Фомин исполнил приказание, однако вместо Уды порекомендовал использовать устье Алдомы. Власти с его предложением согласились, и даже приступили к прокладке тракта для сообщения будущей гавани с Якутском.Но вскоре, видимо, из?за недостатка средств, уходивших на войны с Турцией и Швецией, дело заглохло. Море же не прекращало своей разрушительной работы и в начале XIX века вопрос о переносе порта вновь стал актуальным. 2 марта 1815 г. было высочайше одобрено предложение переместить порт «на матерый берег реки Кухтуя», за 5 верст от существующих его сооружений.(5) Впрочем, с реализацией этого проекта не торопились и к 1827 г. некоторые строения Охотского порта оказались в 4 саженях от уреза воды.
На этот раз тревогу забили служащие местной фактории Российско-американской компании (РАК), обосновавшейся в Охотске с начала XIX в. В 1830?е годы управляющий факторией Ленже предложил перенести порт в Аян, но лишь при очередном управляющем, лейтенанте В. С. Завойко, начались поиски подходящего места. По его поручению экспедицию возглавил Д. И. Орлов, в 1843 г. присмотревший удобную бухту. Он же и стал управляющим новой, Аянской факторией(6). Летом 1845 г. туда перебрались учреждения Охотской фактории, а 6 сентября 1846 г. высочайшим указом был учрежден Аянский порт РАК. Начальствовать над портом должен был «штаб-офицер морской службы». Уже тогда значение Охотского военного порта сошло на нет, так как он давно использовался преимущественно в интересах той же компании.
Фактически с 1846 г. на Тихом океане основная нагрузка приходилась на Аянский и Новоархангельский порты. Последний, располагавшийся на острове Ситха, являлся американской резиденцией руководства РАК и конечным пунктом большинства кругосветных плаваний российских моряков в первой половине XIX в. Именно оттуда 5 мая 1846 г. отправился на разведку амурского лимана бриг «Константин» под командованием штурманского подпоручика А. М. Гаврилова(7). Плавание это не разрешило вопроса о судоходности реки, но бриг стал первым после длительного перерыва российским судном, появившимся в устье Амура.
Прошло несколько лет, и энергичный генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев, посетивший в навигацию 1849 г. Камчатку и обнаруживший в окрестных водах около 250 иностранных промысловых судов, наладивших также и торговлю с камчадалами, решил навести порядок. По его замыслу следовало укрепить до тех пор заурядное поселение казаков в Петропавловской гавани, выстроив там батареи на 300 пушек и учредив военный порт. По настоянию Н. Н. Муравьева, влачивший жалкое существование, но требовавший ассигнований на содержание Охотский порт 2 декабря 1849 г. был упразднен(8). К тому времени практически все казенные надобности обеспечивал Аян. Так, в мае 1849 г. именно туда перешел из Петропавловска-Камчатского транспорт «Байкал» под командованием капитан-лейтенанта Г. И. Невельского. С этого момента Аян служил базой дальнейших исследований устья Амура.
Между тем, капитан 1 ранга В. С. Завойко, которого назначили военным губернатором новоучрежденной Камчатской области, приступил к обустройству Петропавловска. Согласно высочайшему указу от 14 марта 1851 г. там создавалось портовое управление и учреждался 46 флотский экипаж, комплектовавший Камчатскую флотилию. Работы выполнялись средствами морского ведомства, но к моменту разрыва России с Англией и Францией были далеки от окончания. Лишь после появления в Авачинской губе фрегата «Аврора» под командованием капитан-лейтенанта И. Н. Изыльметьева, а затем и транспорта «Двина» под командованием капитана 2 ранга А. А. Васильева, удалось возвести и вооружить шесть береговых батарей. Этими?то силами петропавловцы и отразили нападение англо-французской эскадры адмирала Д. Прайса, появившейся в виду Петропавловска 17 августа 1854 г., 20?го обстрелявшей укрепления, а 24?го высадившей десант, наголову разбитый гарнизоном и добровольцами из числа промысловиков.
Однако Петропавловский порт, снабжавшийся только по морю, не мог долго держаться против превосходящего противника. Одним из первых это осознал великий князь Константин Николаевич, 3 декабря написавший Н.Н. Муравьеву, что важнейшим пунктом в Сибири является не Камчатка, а Амур(9). Впрочем, и самому генерал-губернатору пришла в голову та же мысль. 30 декабря он отправил к В. С. Завойко курьером есаула Мартынова, за два месяца преодолевшего берегом 8000 верст и 3 марта вручившего камчатскому губернатору предписание эвакуировать Петропавловск. Уже на следующий день началось разоружение укреплений, а 6 апреля «Аврора», корвет «Оливуца», транспорты «Двина», «Байкал», «Иртыш» и два бота покинули гавань. Гражданское население, включая семью В. С. Завойко, осталось в Петропавловске. С появлением англо-французской эскадры из 6 судов, вошедшей в Авачинскую губу 19 мая, им пришлось бежать в глубь полуострова. Союзники до 18 июня разоряли Петропавловск. В те же дни другое их соединение напало на Аян.
Отряд судов, выведенных В. С. Завойко в море, 26 апреля вошел в Императорскую гавань (ныне Советская), откуда переместился в Де-Кастри, а после вскрытия Амура — в Пальвинскую протоку, 60 верстами выше Николаевского поста. Впоследствии именно там и зимовали суда Сибирской флотилии, сформированной в 1856 г. из небольших парусников и купленных в годы войны у американцев пароходов. 16 сентября 1858 г. Н. Н. Муравьев, получивший титул графа Амурского, представил великому князю Константину Николаевичу план усиления обороны Николаевска батареями на 70 орудий, сооружения там искусственной гавани и производства других работ. План этот поступил на рассмотрение Сибирского комитета, который, преимущественно по финансовым соображениям, его значительно сократил и даже усомнился в целесообразности превращения Николаевска в главный тихоокеанский военный порт, ввиду сложного фарватера, мелководного бара и длительного замерзания Амура(10). Однако в тот момент ничего лучшего в распоряжении российского правительства не было.
Аянский залив и порт в середине XIX века (по старинной гравюре)
Спустя год, когда англичане, пытавшиеся силой добиться выполнения китайцами достигнутых в результате Второй опиумной войны Тяньцзинских соглашений, напали на форты Дагу, Н. Н. Муравьев-Амурский стал принимать меры к обороне территории, подлежавшей присоединению к России по условиям Айгунского договора от 16 мая 1858 г. Опасаясь появления в гаванях южной части этой территории англо-французских морских сил, он 18 октября 1859 г. испросил высочайшее разрешение на основание военных постов вдоль побережья Японского моря, вплоть до границы с Кореей(11). 17 ноября соответствующая инструкция была отправлена им губернатору Приморской области и командиру Сибирской флотилии контр-адмиралу П. В. Козакевичу(12). Адмирал немедля отдал необходимые распоряжения, и близ Николаевска началась вырубка леса и подготовка иных материалов для будущих построек. В мае 1860 г. моряки флотилии стали вооружать к плаванию транспорт «Манджур» и корвет «Гиляк», но до конца месяца, пока устье Амура не вскрылось ото льда, экспедиция не могла выйти в море.
Между тем, командующий эскадрой, сформированной в водах Тихого океана для содействия российскому посланнику в Китае генерал-майору Н. П. Игнатьеву, контр-адмирал И. Ф. Лихачев, прибывший на французском лайнере из Марселя в Хакодате, застал там клипер «Джигит» и транспорт «Японец». Захватив прикомандированного к местному консульству лейтенанта П. Н. Назимова, И. Ф. Лихачев на транспорте ушел 7 апреля в залив Посьет. Вечером 11?го судно бросило якорь в одной из бухт, а на следующий день адмирал выбрал место для временного поста и высадил на берег П. Н. Назимова, мичмана Н. Ф. Бенковича, 21 матроса, фельдшера и артиллерийского кондуктора. Отряд разбил палатки на узком полуострове, отделяющем Новгородскую бухту от бухты Экспедиции.
Матросы Назимова более полутора месяцев обживали это место, прежде чем «Манджур» и «Гиляк», принявшие на борт сотню солдат 4?го Восточно-Сибирского линейного батальона под командой капитана И. Ф. Черкавского, покинули Николаевск. Шли они медленно, заходя по пути в Де-Кастри, Дуэ, залив Святой Ольги. Вечером 20 июня суда бросили якорь в «порте Мэа» — лучшей бухте полуострова Муравьева-Амурского, где высадили 40 солдат во главе с прапорщиком Н. В. Комаровым, основавших пост Владивосток. На следующий день экспедиция двинулась дальше и вскоре достигла Новгородской бухты. Ее руководитель, чиновник для особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири подполковник Б. К. Кукель (впоследствии начальник окружного штаба) и И. Ф. Черкавский решили устроить пост в стороне от лагеря П. Н. Назимова — у вершины прибрежной сопки. Однако подоспевший 2 июля на пароходе «Америка» П. В. Козакевич приказал перенести его в бухту Экспедиции. Судя по всему, именно это распоряжение положило начало поселению 1?го Восточно-Сибирского линейного батальона в урочище Новокиевском. Впрочем, сохранился и пост в Новгородской бухте. Вместе с тем, голые склоны сопок, окружавших залив Посьета, на 40 верст отстоявший от ближайших лесов, мало привлекали П. В. Козакевича, и для военного порта он предпочел «порт Мэа»(13).
Очень удобная, прикрытая со всех сторон поросшими лесом сопками бухта этого порта, получившая название «Золотой Рог», видимо, по аналогии с константинопольской, могла вместить десятки крупных кораблей. Ради снижения затрат на обустройство гавани П. В. Козакевич отправил туда зимовать корвет «Гридень», под командованием капитан-лейтенанта Г. Х. Егершельда, команда которого и срубила себе избы — первые портовые сооружения — почти верстой восточнее постовых построек(14). Однако в 1861 г. Н. Н. Муравьева-Амурского в кресле генерал-губернатора сменил генерал-лейтенант М. С. Корсаков, а в 1865 г. на смену П. В. Козакевичу пришел контр-адмирал И. В. Фуругельм. В марте того же года М. С. Корсаков представил великому князю Константину Николаевичу записку с обоснованием необходимости перенести базу Сибирской флотилии из Николаевска-на-Амуре в Новгородскую гавань, так как она: позволяла контролировать район верховьев реки Уссури, имела узкий, легко обороняемый вход, почти не замерзала, была обеспечена местными запасами угля и отчасти продовольствием из близлежащих корейских и китайских поселений. Для М. С. Корсакова большое значение имела не возможность осуществлять оттуда наступательные операции, а сам факт обладания гаванью, «в видах предупреждения беспрепятственного занятия этого военного пункта враждебными нам морскими силами, которые отсюда могли бы не только парализовать действия наших морских учреждений на устьях Амура, но даже угрожать целости наших владений на Уссури и Амуре»(15).
Предложение генерал-губернатора рассматривалось Особым совещанием под председательством великого князя Константина Николаевича. Его участники приняли вполне разумное решение: временно сохранить Николаевск в качестве областного центра и базы Сибирской флотилии, но не предпринимать там новых построек, постепенно переводя портовые учреждения в Новгородскую гавань. Большое значение при этом приобретало скорейшее заселение ее окрестностей русскими колонистами, на что требовалось 100.000 руб. Однако министр финансов М. Х. Рейтерн отказался их выделить, ссылаясь на «чрезвычайное обременение государственного казначейства», впрочем, действительно опустошенного расходами на подавление Польского восстания и оборонительные мероприятия в 1863–1864 гг. Тем не менее, проект Корсакова поступил в Комитет Министров и был «принят к сведению», а проще говоря, отложен на неопределенный срок.
Несколько ранее изрядно нашумевшую попытку утвердиться в более благоприятных для мореплавания и активных действий, незамерзающих водах предпринял И. Ф. Лихачев. Надо сказать, что до него подобный вопрос не ставился на практическую основу. Так, перед первым отрядом судов Балтийского флота, отправившимся в Тихий океан в 1857 г. под командованием капитана 1 ранга Д.И. Кузнецова, стояли учебные, представительские и отчасти оборонительные задачи, недаром отряд был назван Амурским. Впрочем, большую часть времени шесть его кораблей провели в японских портах, куда более удобных для стоянки, нежели только зарождавшиеся отечественные, бедные продовольствием и другими предметами снабжения. Впервые активная роль была предписана эскадре И.Ф. Лихачева, но и она,как указывалось, предназначалась больше для давления на Китай, чем на ставших заклятыми врагами англичан.
Ю. М. Зайцев и Д. Ю. Козлов упоминают предпринятую И. Ф. Лихачевым с санкции Константина Николаевича и самого императора Александра II попытку основать морскую станцию (т. е. пункт базирования) на островах Цусима. Известно, что с этой целью адмирал послал туда корвет «Посадник» под командованием капитан-лейтенанта Н. А. Бирилева, усилиями которого в апреле 1861 г. на берегу бухты Имосаки началось строительство сооружений станции. Однако уже в мае постройки обнаружил английский фрегат «Актеон». Англичане немедленно сообщили об этом японским властям, а те заявили протест, поддержанный британским дипломатическим представителем Р. Олкоком. Учитывая склонность токугавской Японии к самоизоляции и не желая портить отношения с нею и с англичанами, российское правительство отказалось от столь стратегически выгодной станции(16).
При совершенно иных обстоятельствах появился упоминаемый авторами статьи «угольный склад» на Аляске. После цусимского недоразумения И. Ф. Лихачев должен был покинуть пост командующего эскадрой в Тихом океане, Ему на смену 14 сентября 1861 г. назначили контр-адмирала А. А. Попова. Не успел новый командующий добраться до Нагасаки, тогда уже становившегося основным местом стоянки российской эскадры, как в апреле 1863 г. произошло резкое обострение дипломатических отношений Петербурга с Парижем, Лондоном и Веной. По инициативе французского правительства державы потребовали от России прекратить усмирение восставших в январе того года поляков и подчиниться в разрешении польского вопроса их указаниям. Петербург отверг эти домогательства и привел свои вооруженные силы в состояние боевой готовности.
Наряду с чисто оборонительными мерами в столице рассматривались и наступательные, по отношению к Англии и Франции возможные только при содействии флота. Так как великий князь Константин Николаевич еще 27 мая 1862 г. принял наместничество в Царстве Польском и флотскими делами не занимался, то осуществлением этих мер занялся управляющий Морским министерством генерал-адъютант Н. К. Краббе. Он содействовал снаряжению крейсерской эскадры контр-адмирала С. С. Лесовского в плавание к берегам США. Тогда же соответствующие инструкции были отправлены им и на Дальний Восток. Никогда не водивший в море даже небольших отрядов, преуспевший на адъютантских должностях, Н. К. Краббе предписывал А. А. Попову держать эскадру у берегов Японии и Китая, несмотря на угрозу со стороны многочисленных британских кораблей.
Самостоятельно мысливший и решительный командующий такую инструкцию исполнить, конечно же, не мог. По его, совершенно справедливому, мнению следовало вывести соединение из?под возможного удара англичан, опиравшихся, главным образом, на Гонконг, Шанхай, японские порты, и обеспечить себе своевременное оповещение на случай разрыва отношений с Лондоном. Поэтому А. А. Попов увел все десять своих кораблей в Сан-Франциско, где им был обеспечен теплый прием североамериканцев, боровшихся тогда с южными штатами, поддерживаемыми Англией. К началу октября 1863 г. эскадра сосредоточилась в этом молодом, но уже достаточно крупном порте, располагавшем всем необходимым для снаряжения крейсеров в океанское плавание, а главное — надежным телеграфом. В те же дни транспорт «Японец» с грузом угля вошел в гавань Святого Павла на острове Кадьяк. Там его ожидал офицер с запечатанным пакетом, содержавшим перечень пунктов рандеву транспорта с крейсерами в военное время(17). Прибегнуть к этому способу снабжения А. А. Попову, по счастью, не довелось. Весной 1864 г., уже после разгрома основных сил восставших, внимание европейских держав отвлекла Датско-прусская война. Нужда в крейсерских эскадрах миновала, и письмом от 23 мая Н. К. Краббе уведомил своевольного флагмана о замене его контр-адмиралом И. А. Ендогуровым. Заметим, что спустя три года, с продажей Аляски, возможность использования ее гаваней в интересах отечественного флота была практически утрачена.
После того, как 7/19 октября 1867 г. в Ситхе (Новоархангельске) спустили российский и подняли американский флаг, весь гарнизон этой небольшой крепости (около сотни человек) перебрался на барк РАК «Нахимов» и отправился во Владивосток. Не прошло и полугода, как ситхинские солдаты приняли участие в подавлении бунта манз — китайцев, населявших Приморье. Военные действия, охватившие всю территорию Южно-Уссурийского края и впоследствии названные «Манзовской войной», выявили множество недостатков в организации дальневосточной администрации и вооруженных сил. Генерал-губернатор М. С. Корсаков сделал из данных событий свои выводы, изложенные им в рапорте военному министру Д. А. Милютину от 21 ноября, а затем во всеподданнейшей записке императору Александру II от 17 декабря 1868 г. Среди прочих мер М. С. Корсаков вновь предложил основать в Новгородской гавани на этот раз морскую станцию, дополнив ее небольшими ремонтными мастерскими при деревянном доке, выстроенном к тому времени в бухте Золотой Рог. Николаевский порт, по его мнению, подлежал упразднению, как и Сибирская флотилия. Взамен последней он планировал содержать при Новгородской станции четыре небольших парохода и пару канонерок(18).
Надо сказать, что после сокращения в 1867 г. бюджета морского ведомства с 24 до 17,4 млн. руб., его руководство вполне допускало ликвидацию флотилии, состоявшей почти из одних транспортных судов, с передачей последних в руки частных владельцев. Но стремление М. С. Корсакова сократить должность командира флотилии и подчинить себе все местные морские силы было отвергнуто. Для рассмотрения предложений генерал-губернатора при Военном министерстве создали комиссию под председательством генерал-лейтенанта И. С. Лутковского, в марте-апреле 1869 г. обосновавшую ряд мероприятий, впрочем, к тому моменту уже санкционированных императором. Но вопрос о судьбе флотилии и дальневосточных портов, как слишком сложный, решен ею так и не был.
Чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, министр финансов М. Х. Рейтерн на заседании Особого совещания по делам Приамурского края предложил отправить на Дальний Восток межведомственную комиссию. 31 марта Александр II одобрил эту мысль, назначив главой комиссии генерал-адъютанта И. Г. Сколкова. Летом 1869 г. члены комиссии выехали к месту работы, а осенью вернулись в Петербург и приступили к составлению отчета. Касаясь военного порта, комиссия высказалась в пользу его перевода из Николаевска, указав, что тот доступен лишь для судов с осадкой менее 13 футов (4 м), открыт для навигации всего 5 месяцев, места, пригодные для якорной стоянки, отделены от берега реки широкой отмелью, фарватер весьма извилист и опасен при частых туманах и т. д.
Сравнивая качества Владивостока и Посьета, члены комиссии подчеркивали отсутствие в последнем леса, в свое время вынудившее моряков с эскадры И. Ф. Лихачева рубить деревья на ближайших островах и буксировать плоты морем к месту постройки зданий Новгородского поста. Тем же путем впоследствии доставлялись и дрова. Не в пользу Посьета говорил острый недостаток пресной воды, быстро истощившиеся залежи плохого угля, довольно продолжительное, как выяснилось — на 3 месяца, замерзание, а в случае войны еще и близость к границе. Владивосток казался более удобным во всех отношениях, включая и меньшее на 150 верст расстояние до плодородной Ханкайской равнины, тогда сравнительно быстро заселявшейся и обещавшей решить продовольственную проблему. Комиссия И. Г. Сколкова воздержалась от прямых рекомендаций, но согласно приводимым ею сведениям достоинства Владивостока явно перевешивали, тем более, что будущий порт мыслился неукрепленным. Считая, что непрерывное усовершенствование броненосных кораблей делает устройство надежной обороны гавани слишком дорогостоящим, авторы отчета предусмотрели для нее лишь средства отражения внезапной атаки немногочисленного неприятеля. Надо сказать, что этот взгляд нашел поддержку со стороны контр-адмиралов И. А. Ендогурова, Ф. С. Керна, вице-адмирала П. В. Козакевича. Задача Владивостокского порта в военное время ограничивалась снаряжением крейсеров, которым предстояло отправиться в океан за тысячи миль и при необходимости ремонтироваться и пополнять запасы с транспортов, пользуясь бухтами уединенных островов(19). Поэтому И. А. Ендогуров, а позднее И. Ф. Лихачев предлагали ограничиться во Владивостоке плавучей мастерской и транспортами в качестве складов, не устраивая обширных береговых сооружений.
Выводы комиссии и рекомендации адмиралов подлежали обсуждению в Особом совещании по делам Приамурского края. Однако председательствовавший в нем великий князь Константин Николаевич решил вопрос лично, не дожидаясь очередного заседания. Уже 9 февраля 1870 г., отвечая на запрос И. Г. Сколкова, Н. К. Краббе писал о состоявшемся избрании Владивостока. Наконец, согласно высочайшим повелениям от 16 и 22 февраля 1871 г. морская часть была изъята из ведения генерал-губернатора Восточной Сибири, командир Сибирской флотилии стал главным командиром портов Восточного океана, а Владивосток — главным портом. Заготовка строевого леса и возведение необходимых портовых сооружений потребовали годовой напряженной работы. По ее завершении, в июле
1872 г. на новое место перебрался из Николаевска бывший Амурский экипаж, переименованный в Сибирский, а вместе с ним и управление первого главного командира, контр-адмирала А. Е. Кроуна.
Новая база Сибирской флотилии была оборудована очень скромно. В мастерских Владивостокского порта стояла 20?сильная паровая машина, приводившая в движение токарный, сверлильный и строгальный станки, ее дополняла 12?сильная американская «пильная машина» с принадлежностями. Большая часть станков, вывезенных из Николаевска, за недостатком места в мастерских не устанавливалась и многие годы пролежала в ящиках на портовых задворках. Но главное — Владивосток все же замерзал, был беден пресной водой и свежей провизией, так как медленно возраставшее крестьянское население края едва обеспечивало собственное пропитание, отчего казенные учреждения приходилось снабжать морем из европейских губерний России. И то, и другое связывало отряд судов в Тихом океане, что заставило его начальника, контр-адмирала Ф. Я. Брюммера воспользоваться идеей К. Н. Посьета и в 1875 г. обратиться к руководству Морским министерством за разрешением основать в Нагасаки опорный пункт. С декабря месяца сменивший Ф. Я. Брюммера контр-адмирал О. П. Пузино приступил к строительству, и в апреле 1876 г. при содействии российского консула А. Е. Оларовского «русское адмиралтейство», состоявшее из лазарета, бани и шлюпочного сарая, было открыто. Оно заметно скрасило жизнь командам крейсеров, проводивших
в Нагасаки большую часть года, с конца осени до начала лета.
Владивосток же долго оставался лишь местом летней стоянки отряда. Поэтому никаких мер по его укреплению не предпринималось, и только в связи с обострением Восточного вопроса, угрожавшим разрывом отношений с Англией, поздней осенью 1876 г. началось строительство первых земляных батарей на мысах Галдобина и Эгершельда. После непродолжительной дипломатической разрядки, в начале 1878 г., когда российские войска быстро приближались к Константинополю, а Великобритания в ответ ввела броненосную эскадру адмирала Д. Хорнби в Мраморное море, строительство владивостокских укреплений возобновилось. Однако они по?прежнему возводились временными, земляными, отчего быстро разрушались. Такое положение не устраивало командующего войсками Восточно-Сибирского военного округа, генерал-лейтенанта барона П.А. Фредерикса, предложившего заменить временные батареи капитальными, вооружив их исключительно нарезной артиллерией. Командированный во Владивосток заведующий инженерной частью округа, полковник П. Ф. Унтербергер составил проект оборонительных сооружений.
В январе-феврале 1879 г. предложение П. А. Фредерикса рассмотрела комиссия при Военном министерстве, с участием представителей от морского ведомства, под председательством управляющего делами Военно-ученого комитета Главного штаба, генерал-лейтенанта Н. Н. Обручева. Она определила, что единовременные расходы на реализацию проекта достигнут 3,6 млн. руб., а последующие ежегодные — 324.000 руб. Для истощенной казны такие затраты представлялись чрезмерными. Поэтому, учитывая мнение входивших в состав комиссии адмиралов А. А. Попова, А. А. Пещурова, О. П. Пузино, Ф. Я. Брюммера и А. Е. Кроуна, считавших достаточным иметь на Дальнем Востоке небольшой «опорный пункт для крейсеров», было решено, воздерживаясь от укрепления Владивостока, исследовать бухту Тихая пристань в заливе Святой Ольги, способную вместить до 3 фрегатов и 7 клиперов.
Данное постановление вполне соответствовало взглядам генерал-адмирала, который приказал командировать в Приморскую область капитана 2 ранга И. Я. Чайковского, поручив ему обсудить с главным командиром портов Восточного океана контр-адмиралом Г. Ф. Эрдманом целесообразность переноса портовых учреждений в залив Святой Ольги. Объездив в июне-октябре окрестности этого залива и Владивостока, И. Я. Чайковский пришел к выводу о необходимости такого переноса. Однако его мнение вошло в противоречие со взглядом Г. Ф. Эрдмана. Последний попытался
обратить внимание руководства министерством на рост японского флота, решительность и предприимчивость правительства микадо, обеспечившего себе доступ в корейские порты, расположенные вблизи от российских границ. Чтобы не рисковать потерей престижа на Востоке в случае поражения при столкновении с Японией, доказывал Эрдман, Россия должна сосредоточить на тихом океане военно-морские силы, не уступающие вероятному противнику, разместиться же такие силы могут только во Владивостоке, с его обширной гаванью и выгодным стратегическим положением(20). 3 января 1880 г. адмирала вызвали в Петербург для дальнейшего обсуждения вопроса о судьбе порта.
Тем временем И. Я. Чайковский подготовил отчет о своей поездке и 1 февраля представил его управляющему Морским министерством, вице-адмиралу С. С. Лесовскому. Оставалось дождаться приезда Г. Ф. Эрдмана, чтобы поставить точку в этом деле. Но как раз в феврале произошло обострение отношений между Россией и Китаем, отказавшимся ратифицировать подписанный 20 сентября 1879 г. в Ливадии договор о разделе Кульджинского края, оккупированного российскими войсками еще в 1871 г., для улучшения охраны собственной территории от восставших дунган. Подавив к 1878 г. восстание, китайское правительство потребовало возвращения всех своих земель, но Туркестанский генерал-губернатор барон К. П. фон-Кауфман и военный губернатор Семиреченской области генерал-лейтенант Г. А. Колпаковский настаивали на удержании части Илийской долины, где кочевали киргизы, что и привело к Ливадийскому соглашению. Не признав его, Пекин принял меры к сосредоточению войск у границ Уссурийского края. В ответ российское правительство стянуло туда же части Восточно-Сибирского военного округа и собрало в водах Японского моря отряд контр-адмирала барона О. Р. Штакельберга, направлявшийся ему на смену отряд контр-адмирала А. Б. Асланбегова и несколько кораблей Балтийского флота. Для командования создаваемой эскадрой требовался опытный старший флагман, обладавший дипломатическими способностями. Не сумев убедить ни одного из соответствовавших этому критерию подчиненных, С. С. Лесовский сам возглавил соединение, насчитывавшее до полутора десятков боевых единиц.
Отправляя адмирала в Тихий океан, великий князь Константин Николаевич, помимо прочих задач, поручил ему разобраться и с вопросом о переносе военного порта. Выехав к месту назначения, С. С. Лесовский в начале сентября 1880 г. прибыл в Нагасаки и принял командование, а спустя две недели ушел во Владивосток, предварительно отослав туда большую часть эскадры. Тревожные известия не давали ему возможности взвешивать плюсы и минусы Владивостока. Едва адмирал оказался там, как принялся за организацию оборонительных работ. Ежедневно выделявшиеся эскадрой отряды общей численностью 400–600 человек вручную перетаскивали доставленные из Кронштадта пароходами Добровольного флота крепостные орудия на вершины сопок, где матросы вместе с гарнизонными солдатами насыпали брустверы новых батарей на мысах Галдобина, Купера и Безымянном, а также разгружали в порту пароходы, подвозившие всевозможные припасы и снаряжение. Впрочем, из?за нехватки складских помещений львиная доля ценного имущества несколько месяцев лежала под открытым небом.
Когда работы близились к завершению, С. С. Лесовский нашел время для осмотра залива Святой Ольги, соседней бухты Святого Владимира, и, сравнив их с Золотым Рогом, заметил, что все три замерзают и слишком удалены от театра предполагаемой войны, под которым понимался тогда Печилийский залив(21). Лишь за отсутствием лучшего адмирал отдал предпочтение Владивостоку, как уже освоенному пункту, с более-менее налаженным продовольственным снабжением и близостью перспективных залежей угля. Вместе с тем, составляя план военных действий против Китая, Лесовский предложил устроить несколько угольных станций на морском пути из европейских губерний России в Тихий океан. Для одной из них он надеялся отыскать место вблизи Сингапура, для другой — около места предполагаемой высадки десанта на берега Печилийского залива, а третью думал поместить на пол-пути между ними.
Весной 1881 г., перед возвращением судов эскадры на Балтику, С. С. Лесовский сформировал два отряда. Восточный, в составе крейсера «Азия», клиперов «Разбойник» и «Забияка», он поручил А. Б. Асланбегову и отправил к архипелагам, расположенным восточнее Сингапура. Западный, в составе крейсера «Африка», клиперов «Джигит» и «Наездник», вверил О. Р. Штакельбергу и двинул к Мальдивским островам, Суматре и Пукету. Отрядам ставилась задача определения мест, подходящих для устройства угольных складов(22). Подобные экспедиции российский флот предпринимал и позднее, но уже в интересах обеспечения планировавшейся крейсерской войны с Англией. Следует учесть, что предполагаемые угольные станции должны были располагать лишь ограниченными средствами для минимального снабжения отдельных крейсеров.
Что касается вполне оборудованных портов, способных обеспечить полноценное снабжение и ремонт значительных корабельных соединений, то почти на всем протяжении 80?х годов таких портов у России на Дальнем Востоке не было. Сколько?нибудь серьезный ремонт и докование производились преимущественно в Нагасаки, там же закупалась большая часть угля — Такасимского, ибо с компанией, разрабатывавшей эти залежи, был заключен долгосрочный контракт. Понемногу обустраивался и Владивосток, где с 1873 г. стали появляться каменные здания складов, пороховых погребов, минной мастерской. Правда, остальные сооружения города и порта еще долго оставались деревянными, хотя после того, как С. С. Лесовский высказался в пользу его сохранения, очередной главный командир, контр-адмирал А. В. Фельдгаузен 29 декабря 1880 г. ходатайствовал перед занявшим кресло управляющего министерством контр-адмиралом А. А. Пещуровым о разрешении возобновить капитальные постройки. Первой ласточкой стало «механическое заведение», к возведению которого приступили через два года. За ним последовали цейхгаузы, портовая конюшня, столовые для личного состава Сибирского экипажа. С английской компанией Кларка и Стандфилда был заключен контракт на строительство плавучего дока. Детали первой его секции в 1882 г. доставили во Владивосток, собрали и спустили на воду, а в июне 1884 г. на ней уже доковалась шхуна «Сибирь». Впрочем, при подъемной силе около 1800 т. эта секция имела длину всего 100 футов (30 м) и не могла принимать боевые корабли.
Изрядный толчок развитию Владивостокского порта дал Афганский кризис 1885 года. Он заставил Военное министерство озаботиться строительством новых и перевооружением старых береговых батарей, завершившимся учреждением в 1889 г. Владивостокской крепости(23). С другой стороны, контр-адмирал А. Е. Кроун, командовавший тогда эскадрой Тихого океана и державший свои суда в японских портах, на практике убедился, насколько такой порядок мешает избавиться от контроля со стороны англичан. Стало вполне очевидным, что только Владивосток может быть надежным отправным пунктом для крейсеров. Поэтому в 1885 г. там возобновили приостановленное было строительство котельной мастерской, начали кладку стен механической, проектирование литейной, а также морского госпиталя. Правда, из соображений экономии владивостокское адмиралтейство решили сделать небольшим, изначально ограничив его возможности. Летом 1886 г., во время посещения тихоокеанских портов сменившим А. А. Пещурова на посту управляющего министерством вице-адмиралом И. А. Шестаковым строительные планы были окончательно утверждены. Тогда же И. А. Шестаков упразднил формально еще существовавший Николаевский военный порт.
Заметим, что регулярное и ощутимое сокращение смет отодвигало завершение строительства портовых сооружений во Владивостоке, так что к 1890 г. были в основном окончены только корпуса мастерских, а к возведению кирпичных казарм и госпиталя даже не приступали. Более того, чтобы пустить мастерские в действие следовало еще установить нагревательные печи, пятитонный молот, краны. Однако как у нас часто случается, обошлись без этого. В результате, по отзыву командовавшего Тихоокеанской эскадрой контр-адмирала П. П. Тыртова, летом 1892 г. отсутствие упомянутого оборудования и значительный недостаток мастеровых сильно тормозили ремонтные работы. Такое положение сохранялось и позднее, что заставляло корабли эскадры по?прежнему пользоваться услугами японских предприятий. К этому их вынуждало и то обстоятельство, что полностью собранный к 1887 г. плавучий док, вторую секцию которого изготовил Металлический, а третью и четвертую — Брянский завод, был рассчитан на подъем судов не свыше 4500 т. водоизмещением. Строительство же более крупного сухого дока, начатое поздней осенью 1890 г. средствами известного владивостокского предпринимателя О. В. Линдгольма, завершилось только в 1897 г.
Недостаточные ассигнования ограничивали и возможности снабжения эскадры. Особенно сильно такое ограничение проявилось в 1887 г., после того как податливого Н. Х. Бунге в кресле министра финансов сменил И. А. Вышнеградский, настойчиво и жестко проводивший политику снижения государственных расходов. В связи с этим И. А. Шестаков, изыскивая внутренние резервы, упразднил главное командирство и понизил статус Владивостока до порта 2 разряда. Причем, в соответствии с утвержденным 28 июня 1887 г. временным штатом, на портовые учреждения возлагалось снабжение судов Тихоокеанской эскадры во время их стоянки в Золотом Роге. Более того, И. А. Шестаков попытался удешевить пребывание российских судов в водах Тихого океана, оставляя их во Владивостоке на зимовку. Проект соответствующей инструкции летом того же года обсуждался на совещаниях под председательством капитана 1 ранга С. О. Макарова, временно замещавшего командовавшего эскадрой контр-адмирала А. А. Корнилова(24). Но дальше бумаги дело не пошло. Скудные ресурсы порта не позволили оставить во льду Золотого Рога намеченные суда, и зиму 1887/88 гг. там провела одна канонерская лодка «Сивуч», из состава Сибирской флотилии.
Подвижки в обустройстве Владивостока начались после того,как сменивший А. А. Корнилова в январе 1888 г. вице-адмирал В. П. Шмидт, не обнаруживший среди штабных документов никаких следов плана военных действий и обратившийся к предшественнику за разъяснениями, получил ответ, что до решения вопроса о снабжении крейсеров углем разработка такого плана лишена смысла. Недолго думая, В. П. Шмидт поручил С. О. Макарову возглавить соответствующую комиссию. После нескольких заседаний комиссия постановила войти в соглашение с купцом М. А. Гинсбургом, обязав его устроить и содержать угольные склады в Нагасаки и Йокогаме(25). Владивосток оставался в стороне, что легко понять, учитывая удаленность порта от основных путей английского торгового судоходства в Тихом океане. Впрочем, не прошло и двух лет, как новый командующий эскадрой, вице-адмирал П. Н. Назимов, похоронил данный проект, и сделал это вовремя, хотя руководствовался отнюдь не политическим предвидением, а неприязнью к «известной касте лиц», занимавшихся снабжением наших кораблей в иностранных гаванях(26).
Впрочем, на развитии Владивостокского порта сказалось не столько решение П. Н. Назимова, сколько вывод комиссии С. О. Макарова, которая на заседании 24 августа 1888 г. оценила его возможности как не позволявшие подготовить казавшееся целесообразным нападение на Гонконг всей эскадрой. Она отметила недостаток в портовых складах угля, машинного масла, провизии, что вынуждало ограничиться планированием раздельного крейсерства кораблей. Положение стало меняться, когда С. О. Макаров, по возвращении в Петербург занявшийся доработкой упомянутого плана, довел мысль о необходимости увеличения запасов до нового управляющего министерством, вице-адмирала Н. М. Чихачева, который и приказал выделить соответствующие средства. С 1890 г. во Владивостоке началось формирование неприкосновенного запаса продовольствия для эскадры.
Следует учесть, что министерский бюджет, в конце каждого года утверждавшийся Государственным Советом, не позволял свободно маневрировать средствами. Этому препятствовал не только закон, прямо запрещавший переводить кредиты из одного параграфа сметы в другой, но и крайняя ограниченность общей суммы,всегда урезавшейся Министерством финансов и Государственным контролем еще до обсуждения проекта сметы в Совете. Впрочем, делалось это не от хорошей жизни, а в надежде устранить непрерывно нараставший бюджетный дефицит. После очередного высочайшего повеления о принятии мер к сокращению дефицита адмирал И. А. Шестаков попытался стабилизировать финансовое положение своего ведомства, добившись от Государственного Совета утверждения на 1886–1896 гг. фиксированной 40?миллионной сметы. И хотя уже в 1892 г. Н. М. Чихачев настоял на выделении сверх нее 10 млн. руб. на новое судостроение, остальные статьи так и удерживались в прежних рамках, несмотря на постоянный рост расходов из?за увеличения флота и расширения портов.
Понятно, что при всем старании управляющих Морским министерством, удовлетворить все ведомственные потребности не удавалось. Потому?то И. А. Шестаков, приступая в 1887 г. к увеличению Тихоокеанской эскадры вдвое, сделал это за счет упразднения отряда судов в Средиземном море. В свою очередь Н. М. Чихачев настаивал на всемерной экономии средств командующими эскадрой. Инструктируя отправлявшегося в Тихий океан осенью 1891 г. П. П. Тыртова, он поручил ему выработать новый порядок снабжения эскадры — путем пополнения запасов только во Владивостоке. Когда же в конце 1892 г. на смену старшему брату отправился
контр-адмирал С. П. Тыртов, ему было предписано «в видах сокращения расходов» производить во Владивостоке и все ремонтные работы. Конечно, следовать этим наставлениям буквально не представлялось возможным, но они заставляли флагманов больше внимания уделять единственному отечественному тихоокеанскому военному порту, штаты которого в январе 1894 г. были расширены.
Надо сказать, что упоминаемые Ю. М. Зайцевым и Д.Ю. Козловым предложения об устройстве еще одного опорного пункта на острове Гончарова (порт Шестакова), островах Сундо и Садо (порт Гамильтон), в порте Лазарева (Гензан, ныне Вонсан) находили должный отклик у руководства министерством, однако по тем или иным причинам не могли быть реализованы. В частности, Гензан был забракован И. А. Шестаковым после личного осмотра в 1886 г., так как требовал слишком больших ассигнований на устройство укреплений. Гамильтон в 1885 г. попал в руки англичан, опередивших там А. Е. Кроуна. Впоследствии российское правительство добилось эвакуации британцев, но лишь ценой обещания не занимать самим никаких пунктов в Корее. Что касается попытки Н. Н. Миклухо-Маклая использовать в своих интересах ресурсы морского ведомства, создав под видом угольной станции для крейсеров научно-исследовательский центр, то она провалилась главным образом потому, что осмотревший острова контр-адмирал Н. В. Копытов отметил чрезмерную их удаленность от путей английского торгового судоходства(27).
Японо-китайская война положила начало новому этапу развития системы базирования российского флота на Тихом океане. Для обеспечения своих интересов Петербург направил туда Средиземноморскую эскадру контр-адмирала С. О. Макарова, которая соединилась с Тихоокеанской эскадрой контр-адмирала Е. И. Алексеева, поступив под общее командование вице-адмирала С. П. Тыртова. В апреле 1895 г., когда российское правительство при поддержке германского и французского потребовало от японцев изменить условия Симоносекского мирного договора и отказаться от Ляодунского полуострова, С. П. Тыртов увел соединенную эскадру в Чифу, откуда мог угрожать коммуникациям японских войск, оккупировавших Порт-Артур и Вейхайвей. Токийский кабинет был вынужден уступить. Надо сказать, что к тому моменту Тихоокеанская эскадра располагала неприкосновенным запасом продовольствия для 5000 человек на 4 месяца во Владивостоке и месячным в Нагасаки. Но демарш России вызвал бурю негодования в Японии, что заставило С. П. Тыртова держать свои корабли в Чифу до начала июня, а затем увести их во Владивосток. Позднее эмоции улеглись, посещение японских портов возобновилось, но былых отношений было не вернуть.
Петропавловский порт в середине XIX века
С окончанием войны российское правительство попыталось активизировать свою политику по отношению к Корее. Еще в мае 1895 г. Н. М. Чихачев приказал восстановить станционерную службу в Чемульпо, а в апреле 1896 г. Е. И. Алекссев арендовал там, на острове Роз, участок земли под небольшую пристань и угольный склад. Эти скромные постройки так и остались единственными сооружениями морского ведомства на корейской земле (в Гензане существовала пристань торгового пароходства М. Г. Шевелева). Осмотр других пунктов: Фузана (Пусана), Мокпо, острова
Каргодо, Масанпо в 1896–1897 гг. не имел последствий, отчасти из?за противодействия японцев, скупивших в Фузане все прибрежные участки и едва не сделавших того же в Масанпо, но главным образом потому, что в конце 1897 г. по совету министра иностранных дел М. Н. Муравьева император Николай II повелел занять Порт-Артур. 2/14 декабря туда вошли суда Тихоокеанской эскадры под командованием контр-адмирала Ф. В. Дубасова, а 15/27 марта 1898 г. состоялось подписание русско-китайской конвенции, передававшей России в аренду на 25 лет Квантунский полуостров (южную оконечность Ляодунского) с Порт-Артуром и Талиенваном.
Данный шаг сводил на нет попытку адмирала Н. М. Чихачева завершить обустройство Владивостока в связи с усилением эскадры Тихого океана. С той целью в мае 1896 г. туда был послан член Адмиралтейств-Совета, бывший начальник Обуховского завода генерал-лейтенант А. А. Колокольцов. Он должен был определить, какие меры и в каком объеме следует принять. Материалы, собранные А. А. Колокольцовым, легли в основу проекта расширения Владивостокского порта, составленного Особым совещанием под председательством генерал-адмирала, великого князя Алексея Александровича в начале 1897 г. А 19 мая состоялось высочайшее повеление о немедленном начале работ. На их производство первоначально ассигновывалось 17,869 млн. руб., но после занятия Порт-Артура эта сумма была сокращена до 13,678 млн. руб. 30 сентября 1898 и 7 января 1899 г. Государственный Совет разрешил Морскому министерству приступить к строительству двух новых сухих доков во Владивостоке, сократив однако общее ассигнование до 13,611 млн. руб.(28).
Надо полагать, что при известном российском разгильдяйстве и в самых благоприятных условиях доки строились бы дольше, чем позволяла военно-политическая обстановка на Дальнем Востоке. Стоит ли говорить о том, как подвигалось дело при отвлечении средств на работы в Порт-Артуре? С середины же мая 1900 г. стала быстро ухудшаться ситуация в Китае, где начавшееся двумя годами ранее движение ихэтуаней, названное европейцами «боксерским», переросло в настоящую войну против всего иностранного. Война эта стоила России не только расходов на обеспечение действий армии и флота, на восстановление практически полностью разрушенной КВЖД, но и длительной остановки работ во Владивостоке и Порт-Артуре, так как основную массу чернорабочих там составляли китайцы. В итоге единственный начатый постройкой новый владивостокский док к моменту разрыва отношений с Японией был далек от окончания. Не реконструированным осталось и местное адмиралтейство, равно как и порт-артурское.
В становившуюся неизбежной борьбу за гегемонию в северо-западной части Тихого океана Япония и Россия вступали не на равных. Одна — вполне подготовленной, уже в 1898 г. располагавшей крупными военно-морскими базами в Сасебо, Йокосуке и Куре, где действовали 6 казенных сухих доков, а также 4 частными доками и судоремонтными предприятиями в Нагасаки, Йокогаме и Ураге, способными обслуживать боевой флот. Другая могла противопоставить сопернице лишь две плохо оборудованные базы с двумя сухими доками. Если же учесть ограниченные возможности дока в Порт-Артуре, ставшем главной базой Тихоокеанской эскадры, то исход борьбы на море почти не вызывал сомнений. Спасти положение могли только исключительно активные, самоотверженные и притом высокопрофессиональные действия российских моряков. К сожалению, профессионализм без длительной, сопряженной со значительными расходами подготовки достижим лишь чудом. 1904 год подтвердил, что чудес не бывает.
Таким образом, анализ процесса становления системы базирования российского флота на Тихом океане позволяет уточнить выводы Ю. М. Зайцева и Д. Ю. Козлова. Он свидетельствует, что изменения военно-политической ситуации далеко не всегда оказывали определяющее влияние на трансформацию данной системы. Смена одних портов другими часто происходила под влиянием природных условий, иногда по усмотрению местного начальства, принимавшего в расчет скорее административные, нежели стратегические соображения. Самым же существенным фактором, столетиями ощутимо сказывавшимся на развитии отечественных военно-морских баз, был фактор экономический. Отсутствие необходимых средств помешало России еше в конце XVII в. одолеть маньчжуров и выйти к океанскому побережью через устье Амура. Оно же тормозило должное обустройство военных портов в позднейшее время, помешало своевременно создать широкую сеть опорных пунктов, ограничивая этим возможности использования флота для защиты как внешнеполитических, так и экономических интересов России на Дальнем Востоке. Попытка же пренебречь этим обстоятельством, проводя великодержавную политику без соответствующего материального ее обеспечения, привела к сокрушительному поражению с тяжелыми последствиями.
____________________________
1. Зайцев Ю. М., Козлов Д. Ю. Проблемы базирования Тихоокеанского флота // Военно-исторический журнал. 2002. № 9. С. 47–50.
2. Сафронов Ф. Г. Русские на северо-востоке Азии в X?II — середине XIX в. М., 1978. С. 185–186.
3. Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. Т. ?III. СПб., 1830. С. 461.
4. Сафонов Ф. Г. Ук. соч. С. 185–188.
5. Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. Т. XXXIII. СПб., 1830. С. 33.
6. Сафронов Ф. Г. Тихоокеанские окна России. Хабаровск, 1988. С. 101.
7. Алексеев А. И. Геннадий Иванович Невельской. 1813–1876. М., 1984. С. 12.
8. Тимченко-Рубан Г. И. Присоединение к русским владениям Приамурья, Сахалина и Уссурийского края // Военный сборник. 1909. № 9. С. 176.
9. Тимченко-Рубан Г. И. Ук. соч. // Военный сборник. 1909. № 11. С.198.
10. Тимченко-Рубан Г. И. Ук. соч. // Военный сборник. 1909. № 12. С. 204–209.
11. История внешней политики России. Вторая половина XIX в. М., 1997. С. 140.
12. Беломор А. Кто занял Новгородскую гавань в 1860 году? // Исторический вестник. 1892. Т. 47. С. 804.
13. Кукель Б. К. Из эпохи присоединения Приамурского края // Исторический вестник. 1896. Т. 65. С. 672–674; РГА ВМФ. Ф. 410. Оп. 2. Д. 4183. Л. 170 об.
14. Бурачек Е. Воспоминания заамурского моряка. Жизнь в Владивостоке. 1861 год // Морской сборник. 1865. № 8. С. 234 (Неоф. Отд.); РГА ВМФ. Ф. 410. Оп. 2. Д. 4183. Л. 171.
15. РГА ВМФ. Ф. 410. Оп. 2. Д. 2984. Л. 1 об.
16. Черевко К. Е. Зарождение русско-японских отношений. XVII–XIX века. М.,1999. С. 197.
17. Беломор А. Вторая Тихоокеанская эскадра // Морской сборник. 1914, № 10. С. 40 (Неоф. Отд.)
18. РГА ВМФ. Ф. 410. Оп. 2. Д. 4178. Л. 8–60.
19. РГА ВМФ. Ф. 410. Оп. 2. Д. 4183. Л. 3–29, 153, 155, 169–180.
20. РГА ВМФ. Ф. 410. Оп. 2. Д. 3623. Л. 29, 34–35, 72–75.
21. РГА ВМФ. Ф. 410. Оп. 2. Д. 4072. Л. 186, 224.
22. Там же. Л. 295.
23. Аюшин Н. Б. и др. Крепость Владивосток. СПб., 2001. С. 24–29.
24. РГА ВМФ. Ф. 536. Оп. 1. Д. 126. Л. 3, 11–14.
25. РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 429. Л. 38–39.
26. РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 543. Л. 84 об.
27. РГА ВМФ. Ф. 26. Оп. 1. Д. 5. Л. 4. Публикацию отчетов Н. В. Копытова см.: Вальская Б. А. Неопубликованные материалы о подготовке экспедиции Н. Н. Миклухо-Маклая на Новую Гвинею в 1871 г. и о плавании корвета «Скобелев» к этому острову в 1883 г. // Страны и народы Востока. Вып. XIII. М.: Наука, 1972. С. 18–37.
28. РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 1535; Д. 2072. Л. 271 об.
Источник: Русский сборник: Исследования по истории России / Ред.?сост. О. Р. Айрапетов, Мирослав Йованович, М. А. Колеров, Брюс Меннинг, Пол Чейсти. Том VI. М.: МОДЕСТ КОЛЕРОВ, 2009, с.56-76
Источник: sakhgu.ru
