Шарль Азнавур в свои 90 лет далек от мысли «выйти на пенсию». В своем имении в Муриес он полон проектов, желаний, страстей. Исходя из этого, он захотел активно участвовать в серии радио и телепередач «История Азнавура – 2015», посвященной 100-летней годовщине Геноцида армян:
Ваши родители приехали во Францию в 1923 году. Как это произошло?
Я не знаю. Они перебрались из Греции. Я предполагаю, что они приехали через Марсель. Как полагаю, те, кто имел золото в длинных платьях матерей, могли поехать дальше – в Авиньон, Валанс или же еще дальше – в Париж. Примерно так и рассказывал в своей книге еврей Марек Альтер.
Ваши родители рассказывали, как они бежали от Геноцида?
Нет. Но я знаю, что у моего отца было российское подданство, что позволило ему попасть на итальянский корабль. Когда солдаты пришли, он мог сказать: «Мы больше не в Турции, это нейтральная территория». Как и все эмигранты из этой области, они прошли через город Салоники.
А о самом Геноциде они не рассказывали?
Нет. Моя мама всегда плакала по своей семье. Но они не говорили об этом, чтобы мы не думали, что все это очень серьезно.
Сохранили ли они армянские традиции?
Мой отец, будучи в иммиграции, зарабатывал свои первые деньги пением. Он пел на русском, армянском и иврите. Он организовывал армянские балы и, кажется, неплохо зарабатывал. Мои родители не подталкивали нас в сторону армянских традиций, но и не отталкивали от них.
Вы впервые открыли для себя землю Армении в 1963 году…
По правде говоря, мы были счастливы, что коммунизм пришел в Армению. Он защитил ее, но и нанес больше вреда. Все те, кто вернулись в Армению в 1947 году, в конце оказались в гулаге. Я более познал Армению, когда у нее возникли проблемы. Как-то я проснулся и подумал, что надо постараться сделать что-то для своей страны. Для меня было шоком открыть для себя ту Армению в 1963 году. Люди меня спрашивали – ты вернулся в свою страну? Я им говорил, что моя страна – Франция.
У Вас есть обязательства в вопросе признания Геноцида?
Я хорошо лажу с турками. Я понимаю, что у нас есть много общего с ними. И они также имеют много общего с нами. Я за то, чтобы турецкая молодежь узнавала про все это не из их газет и книг, которые все были переделаны. Я думаю, что Анкара должна принять важное решение. Не говорю турки, а именно Анкара. Турция – великая страна, но была бы более великой, если б признала то, что было.
Насчет этого вопроса, что Вы скажете относительно армян Франции?
Сначала они не были согласны с моими идеями, но со временем картина изменилась. Что мы требуем от Турции? Признания? Это уже самое важное. Открытия границы? Это тоже очень важно, не больше чем первый пункт. Третье, что мы можем требовать – земли. Но кто пойдет туда жить? Надо быть разумными. Туда надо поселить два миллиона людей, но столько людей сейчас нужно самой Армении. Проблема для Анкары очень простая. В любом случае, это будет дешевле для них, чем финансировать всех этих отрицателей, которые ничего не знают об истории, которые говорят все, что угодно.
Вы будете участвовать в церемониях 24 апреля?
Нет, надо иметь кого-то, кто будет нейтральным. Если поеду, то стану им врагом. Я не враг туркам, они знают это и говорят об этом. Но если они будут так продолжать, я им стану.
Сегодня Вы много времени проводите в Провансе, где производите оливковое масло.
С детства я очень привязан к этой земле. Когда я здесь, я очень люблю работать: писать, сочинять. И у меня есть тысячи оливковых деревьев и небольшое производство, которое обеспечивает несколько магазинов. Иногда они звонят и говорят: «У нас закончились ваши масла». Мы отвечаем: «У нас тоже».
Какие у Вас ожидания в 90 лет.
Я хочу жить долго и быть здоровым. У еврейских матерей есть такое пожелание – «Чтоб ты жил 120 лет». Я не хочу разочаровывать их. Я попробую пойти еще дальше. Мне выдался шанс встретиться с Жанной Кальман, которой было 123 года. Хочу сделать как они, чтобы потом там, на небесах нас поставили в один ящик.
