Неправильные книги, запрещенные продукты, ненужное медицинское оборудование — российские власти окончательно перешли к советскому стилю взаимоотношений с обществом. Комментарий Константина Эггерта специально для DW.
Когда книга Энтони Бивора «Падение Берлина. 1945» вышла в Великобритании в 2007 году, я работал на Русской службе BBC. Описание грабежей и изнасилований, совершенных советскими солдатами и офицерами в Германии занимает в ней лишь несколько страниц из почти пятисот. И тем не менее, именно на содержание этих нескольких страниц немедленно ополчились тогдашний посол РФ в Лондоне Григорий Карасин и сотрудники Института российской истории РАН.
Помню, как один из историков обвинил Бивора в отсутствии доказательств бесчинств Красной армии. Я с книгой успел ознакомиться в первые дни после выхода и знал, что автор ссылается на документы из советских архивов: донесения с фронта Сталину и Берии. «А Вы книгу-то читали?» — спросил я у сотрудника академического института. Он ответил нечто вроде: «Не читал, но знаю».
«Не читали, но осуждаем»
Замминистра образования Свердловской области Нина Журавлева книгу Бивора, появившуюся несколько лет назад в русском переводе, видимо, тоже не читала. Иначе она бы знала, что Антони Бивор — сам бывший танкист — с огромным уважением пишет о мужестве и боевой выучке советских солдат и офицеров, бравших столицу «третьего рейха». Однако будучи профессиональным историком, он не мог выбросить из повествования и другие эпизоды, увы, не красящие победителей.
Но Журавлевой не нужно читать книги Бивора или ныне покойного британского военного историка Джона Кигана, чтобызапрещать пользоваться ими не только учащимся, но и преподавателям учебных заведений Екатеринбурга. Ведь, во-первых, они были переданы в библиотеки Фондом Сороса, а это само по себе уже недопустимо в современной России. После трагической кончины Бориса Березовского Сорос занял прочное второе место в ряду «демонов», стремящихся, как утверждает государственная пропаганда, погубить Россию. Первое, несомненно, делят Госдепартамент США и ЦРУ.
Столпы новой идеологии
Во-вторых (и это самое главное), дело не столько в Соросе, сколько в том, что Журалева и сотни тысяч подобных ей функционеров всех уровней уверены: именно этого от них ожидают власти. Недаром скандальное решение об изъятии книг Бивора и Кигана из екатеринбургских библиотек совпало с решением правительства России ограничить импорт медицинского оборудования и расходных материалов, а также с всероссийскими поисками продовольствия из санкционных продуктов, которые при обнаружении надлежит немедленно уничтожать.
Все эти события связаны между собой. Они доказывают, что государственный аппарат в России окончательно отделился от общества и живет по своим правилам. Первое из них — постоянная публичная демонстрация лояльности новой почти уже официальной идеологии изоляционизам и антизападничества. Второе — использование этой идеолгии для прикрытия коррупционных схем. Потому что мало кто сомневается: лоббисты агропромышленного комплекса и производители медицинского оборудования приложили немало усилий к продвижению своей (часто уступающей западной по качеству) продукции под вывеской импортозамещения.
Кстати, полагаю, что очень скоро Нина Журавлева найдет издательства, готовые предоставить екатерибургским вузам (небезвозмездно, разумеется) книги правильного идейного содержания. Или же ей порекомендует такие издательства ее начальство.
Фраза бывшего главного санитарного врача России, ныне помощника премьер-министра Геннадия Онищенко отлично суммирует барское и одновременно безразличное отношение чиновников к нуждам граждан: «Трость (для больных — Ред.), я уверен, мы сделаем сами, другое дело, может быть, будут утеряны некие бренды, которые тоже существуют в этой области, может быть, они будут лишены ряда изящных деталей, или материалы будут менее привычными, но это пережить можно».
Теперь эти клапаны эпохи информационного и потребительского общества постепенно заваривают, и процесс этот в рамках нынешней политической системы не остановить. Потому что всеобщий контроль, усугубленный продолжающимся дележом сокращающегося бюджетного пирога, — это и есть единственная гарантия ее существования.
Чем заканчивается подобного рода задраивание клапанов, Россия имела возможность узнать на практике два раза — в 1917 и в 1991 годах. «Этот поезд в огне, и нам не на что больше жать. Этот поезд в огне, и нам некуда больше бежать», — пел почти 30 лет назад Борис Гребенщиков. Боюсь, появление новой версии этой песни стало практически неизбежным.
Автор: Константин Эггерт, российский журналист, обозреватель радиостанции «Коммерсант FM»
