“Кома Ностра”, “Операция Немезис”, “Шерше ля фам”, “Се Ля Ви” — это неполный список работ талантливого актера, режиссера и преподавателя Нарека ДУРЯНА. В беседе с “НВ” он рассказал о насущных проблемах современного театра, не скрывая беспокойства по поводу его недалекого будущего. Поговорили и о сложностях, с которыми приходится сталкиваться молодому творческому поколению…
— В своей постановке “Кома Ностра” вы поднимаете одну из актуальных проблем — играть комедию или драму. По-вашему, армянский зритель делает выбор в пользу чего-то одного?
— Из своей практики я скажу, что эта проблема коснулась не только армянского зрителя. Очень сложно “продавать” драму. Ведь она прежде всего хочет, чтобы зритель немного поразмыслил. Я думаю, что в первую очередь нужно сменить подход к трагедии. Как ее играют? Все то же нытье и вопли. В своем спектакле я говорю: “Все, что надо было сказать в стиле Шекспира — он уже сказал”. Хоть авторство этого выражения принадлежит не мне, но я с ним абсолютно согласен.
— А как вы оцениваете современную театральную жизнь? Есть ли в ней былая активность?
— Мне нравится, что сейчас в наших театрах есть движение. Ставится огромное количество спектаклей. Я не говорю об их качестве: хорошие они или плохие, это другой вопрос. Но вот жизнь у нас именно кипит. Сейчас все больше творческих людей предпочитает выбираться из государственных коллективов, пытаясь сделать что-то новое, яркое. Начали искать новые темы, писать новые пьесы, а это, я вам скажу, может привести к созданию довольно-таки серьезной драматургии, скажем, лет через 30-40. Раньше этого движения не было, сейчас есть. И это не может не радовать.
— Довольно часто можно услышать критику в адрес молодого поколения, мол, мало читают, театром не интересуются, культурные мероприятия не посещают. Вы как человек, который, можно сказать, знает эту “кухню” изнутри, согласны с этим?
— Вы знаете, раньше я был более радикально настроен. Я был недоволен тем, что молодые люди незнакомы даже с элементарными произведениями классической литературы. Уже третий год, как я преподаю, и вижу, как тяжело приходится этим ребятам. Они реально весь день вкалывают. Оплата в университете стоит 600 тысяч драмов — это очень много. Мы же не в Европе живем, чтобы 1000 евро для нас показались приемлемой суммой. Мы живем в Армении, где достать ее стоит огромного труда. Еще одна проблема: в Советском Союзе абсолютно вся литература переводилась на русский язык. Очень мало чего можно было найти на национальных языках: будь то армянский, грузинский или азербайджанский. А сегодня что мы имеем: знание русского языка у ребят довольно скудное, а литературу на армянский так и не перевели. Когда я прошу прочесть произведение того или иного автора — единственное, что я слышу в ответ: “Мы не понимаем”.
— Эти ребята платят по 600 тысяч в год, и группы собираются немалые, тогда каковы у этих будущих артистов шансы преуспеть в своей специальности?
— На самом деле это очень важный вопрос, на который я не знаю, что ответить. Лично мне не нравится то количество поступающих людей, которые хотят стать актерами. Куда столько? Вы представьте, мы в год набираем приблизительно по 120-150 человек. То есть каждые 4 года мы выпускаем где-то по 600 актеров. Не режиссеров, не операторов, не критиков, не массовиков — мы говорим об актерском факультете. Зачем, спрашивается, их столько этой маленькой стране? Плюс есть же еще педагогический, а еще уйма мелких каких-то школ актерского мастерства. То есть получается, что у нас вся страна либо поет, либо снимается в сериалах, либо играет в блот.
— В своих представлениях и в программе “Ми ропе ми бан асем” вы никогда не говорите о власти. Специально избегаете эту тему или готовите что-то особенное?
— Я глубоко убежден, что актер не должен заниматься политикой. Она отнимает свободу. Да, я критикую то, что вижу вокруг. Уж проблем у нас хватает. В программе “Ми ропе ми бан асем” я как раз говорю о том, что творится в нашей жизни, потому что молчать об этом стало уже невозможным.
— Если так посмотреть, получается, что плохого все-таки больше. Что вас тогда тут держит? Все дело только в вашем театре и местном зрителе, или есть что-то еще?
— Мой зритель и театр, безусловно, важные составляющие. Меня тут держит моя земля, у меня получилось так, что родина — это мама, а отец — Париж. Я просто обожаю Ереван. Да, у него полно минусов и всяких дефектов, но я люблю этот город. А о публике я вообще молчу — эта любовь неописуема. Вы знаете, я считаю, что у артиста национальность — это театр. Мы граждане театра. А наша религия — сцена. Здесь я нашел свою публику, так зачем мне куда-то уезжать? При этом боюсь, что театр скоро вообще сузится до очень узкой аудитории. Например, я только вернулся из Лос-Анджелеса и могу сказать, что там ужасная в этом плане деградация. Театров там осталось очень мало. Согласитесь, это уже о чем-то говорит. То же касается и Европы.
— Но в Европе, например, зрительские залы рассчитаны на 50-100 человек. Откуда у нас эти гигантские пространства?
— А откуда у нас эти огромные каменные рестораны? С этой никому не нужной напыщенностью? Это все признаки безвкусицы. То же самое и с театром. Если в Ереване открыть 2-3 театра на 100, 200-300 человек — это будет очень хороший бизнес. Просто этого пока никто не понимает… Мне кажется, на сегодняшний день понятие “духовная среда” — это вообще что-то антикварное. Термин “духовное” уже никого не интересует. И это касается не только Армении… Где-то больше, где-то меньше, но в общих чертах ситуация плачевная. И улучшений, думаю, уж точно не предвидится. А будущему поколению в этом смысле желаю набраться сил и мужества.
Мариам САМВЕЛЯН
«Новое время»
